Я, оперуполномоченный - Страница 85

– Давайте я всё сделаю, – предложила Вера.

– Нет уж, друзья мои, позвольте поухаживать за вами. Не так часто я принимаю гостей.

– И всё же я помогу, – сказала Вера. – Мы принесли батон отличной копчёной колбасы и коробку конфет. Вы любите «Осенний вальс»?

– Вкусные конфеты.

В довершение Виктор достал из портфеля ещё бутылку шампанского.

– Похоже, мы будем пировать! – воскликнула Тамара Александровна. – Но чайник я всё же поставлю…

Они проговорили весь вечер, не раз возвращаясь к теме милиции.

– Я прекрасно понимаю ваши волнения в связи с переходом в МУР, Виктор, – покачивала головой старушка. – Вы успели, наверное, так утомиться на прежней работе, что ничто уже не вселяет в вас оптимизм.

– Не знаю, Тамара Александровна. – Он пожал плечами. – Вообще-то я уже несколько месяцев отработал в районе. Там спокойно, по подвалам рыскать не надо… Да и вообще. Но как-то всё уж быстро закрутилось: из отделения в район перебросили, теперь вот в МУР предлагают. Работа там, конечно, более осмысленная, более серьёзная и в навозе нет нужды копаться.

– Не покопавшись в навозе, Виктор, нельзя вырастить сад, – глубокомысленно заметила Тамара Александровна. – Знаете, я никогда не относилась к симпатией к карательным органам… Были в моей жизни определённые моменты, когда весь белый свет становился не мил от одной мысли, что повстречавшийся на улице какой-нибудь сотрудник НКВД не случайно остановил на тебе свой взгляд. Страх – штука отвратительная. И паника тоже. А ведь одно время мы жили, еженощно вздрагивая от любого звука, раздавшегося ночью во дворе: ждали, что могут прийти с арестом. Мой второй муж был главным врачом городской больницы после войны, и мы ждали ареста лишь потому, что в прессе муссировалось так называемое «дело врачей». Очень страшно было. До безысходности страшно… Так что к органам государственной безопасности и внутренних дел не испытываю симпатии. Но с другой стороны, я прекрасно понимаю, что без этой работы не сможет существовать ни одно государство. Поэтому очень важно, чтобы там работали люди чистые.

– Тамара Александровна, – воскликнул Виктор, – да как же можно остаться чистым, ковыряясь в этой грязи! Не замараться, не измениться внутри себя!

– Витя, – сказала Вера мягко, – ты так говоришь, будто сам чуть ли не в последнего гадёныша превратился, работая в отделении. Ты же остался нормальным человеком.

– Вера, ты вспомни, на кого я стал похож «на земле»-то! Я спокойно разговаривать разучился. У меня от человеческого лишь оболочка была. Остальное – оголённые нервы. Меня любое замечание приводило в бешенство, я на людей с кулаками готов был бросаться.

– Но ведь не бросался, – заметила Вера.

– Очень трудно оставаться человеком, ежедневно соприкасаясь с мерзостью. Но возможно, – строго проговорила старушка. – Всё зависит от воспитания, от образованности человека. Заметьте, я сказала: не от образования, а от образованности. Вы понимаете, о чём я говорю?

– Не совсем. Разве может человек, получивший образование, оставаться необразованным? – У Виктора на лице застыло наивно-растерянное выражение, и Вера улыбнулась, увидев его глаза. Её по-прежнему удивляло, насколько наивным оставался Виктор в некоторых вопросах, несмотря на то что угрозыск давно должен был превратить его в абсолютного циника.

– За долгое время, пока я работала преподавателем, я видела многих людей, которые пришли необразованными в учебное заведение и ушли такими же, хотя и получили диплом.

– Но ведь они получают знания.

– Знания, дорогой мой, похожи на книги, расставленные на полках. Один живёт в окружении этих книг и даже не догадывается, что его окружает, хотя он сам купил всё это литературное богатство. Другой всё прочитал, многое запомнил и даже умеет процитировать что-нибудь, но на самом деле ничего не понимает; прочитанное продолжает стоять внутри него такими же отдельными от него книгами, хотя он знает, где что написано. Этот человек грамотен, но мало что понимает. Он просто носит с собой всё, что ему довелось узнать, но знания его по своей сути мертвы. А есть те, которые из самой крохотной капельки информации умеют выжать всё без остатка и осмыслить её, впитать в себя, чтобы информация стала живой, действенной. Они умеют мыслить широко, а не формально цитировать прочитанное и зазубренное однажды… Вот таким людям я бы доверила любую работу…

«А я какой?» – подумал Виктор.

* * *

Когда Егоров, начальник 2-го отдела МУРа, попросил у Носова дать ему двух лучших оперов из района, себе он намеревался взять только одного. Другого же планировал отдать в отдел, где была вакансия, – радел за ближнего.

Так Смеляков попал к Виктору Александровичу Иванову, начальнику 3-го отдела МУРа. Этот отдел занимался борьбой с разбоями, грабежами, кражами государственного имущества и мошенничеством.

Иванов прочитал личное дело Смелякова и удовлетворённо кивнул.

– Что ж, личное дело у тебя хорошее, – сказал он, закрыв папку. – Судя по твоим аттестациям, ты достаточно активно раскрывал преступления, работал с агентурой. Парень, похоже, толковый. Мы тебя возьмём. Думаю, что никаких препятствий не возникнет. Сам-то настроен на работу?

– Ещё бы!

Иванов взглянул на часы и поднялся из-за стола.

– Для начала я тебя должен представить заместителю начальника МУРа, который курирует наш отдел. Зовут его Юрий Михайлович, фамилия Полонский. Мужик он строгий, любит за загривок потаскать, но без перегибов. Наверняка начнёт тебе вопросы задавать, устроит что-то похожее на экзамен, хотя это больше для того, чтобы просто показать, что тебе нужно ещё многое осмыслить. Ясно же, что всего ты знать пока не можешь…