Настя снова вздохнула.
– В конце концов произошло то, что и должно было произойти, – проговорила она и устало наклонила голову.
– Муж?
– Да, он выследил меня… А когда я возвратилась домой и заявила, что ходила в женскую консультацию, он просто назвал адрес: Ломоносовский проспект, дом три. Отпираться было бессмысленно. Я всё рассказала ему… Тогда он ушёл и в течение трёх дней не появлялся дома. А когда пришёл, то был совершенно холоден. Внутренне холоден. От него веяло смертью. Он велел мне позвонить Роману и сказать, что я приеду. Мамедов, конечно, обрадовался…
– Что дальше? Он открыл вам дверь? Он видел вашего мужа?
– Сначала вошла я, затем, пока дверь ещё не закрылась, ворвался муж. Роман сразу смекнул, в чём проблема. Он ведь знал, что я замужем, с самого начала знал… Ну попытался успокоить моего… Налил всем коньяку… Говорил долго, очень долго… Я видела, что он перепугался не на шутку… И вот только мне показалось, что мой муж стал успокаиваться, как Мамедов вдруг возьми и ляпни, что он даст нам кучу денег. Вот тут всё и началось…
Настя закрыла глаза и некоторое время сидела неподвижно, сделавшись похожей на восковое изваяние.
– Как ваш муж убил его?
– Набросил ему на шею кухонное полотенце и свалил на пол. Роман так громко ударился головой о паркет! Это было противно! И страшно!
– Его тело нашли в коридоре, – уточнил Виктор.
– Муж зачем-то поволок его в комнату, но бросил на половине пути. Потом он схватил меня и погнал к кровати: «Это тут вы кувыркались? Тут он тебе брюхо накачал?..» И стукнул меня несколько раз. А потом затих и долго лежал возле кровати, будто и сам умер. Затем поднялся, взял меня за руку и повёл прочь оттуда… Вот и всё…
– Где он сейчас?
– На работе. Он токарь высшего разряда. Часов в восемь будет здесь.
– Анастасия Петровна, я должен вызвать группу. Ваш муж будет задержан, вы тоже. Думаю, что уже завтра утром, а то и сегодня у меня на руках будет санкция на ваш арест…
Когда из 64-й горбольницы поступила телефонограмма, Смеляков уже собирался идти домой.
– Витя, это по твою душу, – сказал дежурный, протягивая телефонограмму.
– Что там?
– Ножевое ранение.
– А при чём тут я?
– Пострадавшего подобрали возле «Ингури». Твой участок.
– Мать вашу! Придётся переться в больницу.
Ехать никуда не хотелось, потому что на улице уже хорошенько приморозило, было скользко, лежал снег, дул пронизывающий ветер.
«Чтоб вы все сдохли!» – воскликнул мысленно Виктор, обращая своё пожелание сразу ко всем, кто лишал его личной жизни. Он потянулся к телефону и набрал номер Веры.
– Алло, Верочка, поезжай домой. Свидание отменяется. Меня в больницу выдёргивают, кого-то ножом порезали… Понятия не имею. Хотелось бы быстро закончить, но может и не получиться… Ты же сама знаешь… – Смеляков мучительно вздохнул и зажмурился. – Нет, не жди, я могу зависнуть основательно. Поезжай домой. Я тебе позвоню…
Пострадавшего звали Вагир Касумович Аббасов. Виктор почти сразу вспомнил его. Аббасов принадлежал к ленкоранской группировке, среди своих был известен под кличкой «Бомба», торговал наркотиками, имел две судимости и прочее, прочее…
– Бомба… – со злобной усталостью прошептал Смеляков. – Какого хрена ты свалился на мою голову именно сегодня?
Несколько минут назад бившийся в окно холодный ветер с липким снегом казался Виктору мелочью, недостойной внимания, потому что ему – Виктору – предстояла долгожданная встреча с Верой. Но теперь тот же самый снег вызвал прилив чуть ли не бешенства, потому что сквозь него надо было прорываться не ради того, чтобы увидеть нежные женские глаза, а чтобы допрашивать ненавистного Бомбу…
Аббасов, мужчина тридцати лет, среднего роста, крепкого сложения, был бледен, медленно шевелил пересохшими губами, но сразу стал утверждать, что никто на него не нападал и ножом не бил.
– Никто меня не бил… Я сам упал… Не было никакого ножа…
– Вагир, какой смысл отказываться от очевидного? – Смеляков понемногу раздражался. – В медицинском заключении написано чёрным по белому, что у тебя проникающее ножевое ранение в области живота.
– Откуда мне знать, зачем так написали? Никто не дрался! Почему надо драться? Никто меня не бил…
– Откуда же у тебя порез?
– Упал я…
– На нож? – с трудом подавляя раздражение, угрюмо ухмыльнулся Виктор. Ему уже изрядно надоело упорство Аббасова.
– Нет, гражданин начальник, не на нож… На шампур!
– На шампур? – Смеляков взъерепенился. – Ты меня за полного идиота принимаешь, что ли?
– Зачем за идиота? Я правду говорю. Вышел из «Ингу-ри», пьяный немного был, не устоял на ногах и упал в сугроб. – Раненый даже легонько взмахнул руками, желая показать, как он поскользнулся, но тут же лицо его перекосилось от боли, и он бессильно упал на подушку.
– Вот что, Бомба, – Виктор поднялся со стула, – кончай валять дурака… Хочешь, я сам расскажу тебе, как всё произошло? Ты спихнул кому-то наркоту возле «Ингури», но клиент твой решил не платить тебе и пырнул тебя ножом. Разве не так?
– Гражданин начальник, никто меня не бил. Мамой клянусь.
– Сукин ты сын, Бомба, раз смеешь матерью клясться! – Виктор порывисто нагнулся к Аббасову, и слюна с его губ мелко осыпала лицо азербайджанца. – Мразь ты вонючая!
– Зачем ругаться, гражданин начальник?
– Ладно. – Смеляков распрямился и устало потёр глаза рукой. – Не хочешь говорить правду, я настаивать не буду. Пусть будет шампур… Если хочешь правду, то мне на вас на всех наплевать! Да пусть вы друг друга до последнего человека перережете, я только радоваться буду, мать вашу!.. Но у меня, Бомба, тоже есть проблемы, которые мне надо решать. И эти проблемы называются словом «раскрываемость», поэтому мне от тебя так или иначе нужно объяснение. Если хочешь, то пиши, что упал сам. Пиши, что напоролся на шампур. Пиши какую угодно чушь, но мне от тебя нужно объяснение. Вот тебе бланк, завтра я заеду и заберу твоё объяснение. Понял?