Я, оперуполномоченный - Страница 7

– Да. Она умная и внешне интересная.

– Значит, у тебя дружба по расчёту была? От скучных и неинтересных девушек ты отказываешься, а хорошеньких и талантливых подавай!

– Ну ты и хватил, Боря… – Смеляков стушевался.

– Странный ты парень, Витька. Всегда ты мне казался толковым, но почему-то прёт из тебя порой такой махровый советский менталитет, что мне тошно делается.

– Извини, я не так, может, выразился, – ещё больше смутился Смеляков и скосил глаза на стоявшего поодаль капитана Сидорова.

– Мы минут через пять выйдем с Леной, – Жуков бросил взгляд на наручные часы. – Я познакомлю вас. Подождёшь?

– Не могу, – Смеляков кивнул на капитана, – мне пора. Сегодня день загруженный.

– Ну что ж, тогда как-нибудь созвонимся… Телефон-то записан?

– Да.

– Звони, я пока по прежнему номеру, хотя могу и сюда переехать. А вообще-то предки обещали с квартирой нам помочь, конечно не сразу, но всё-таки… Может, встретимся как-нибудь?

– Если выкрою время.

– Ты уж постарайся. Друзьями разбрасываться нельзя. Никто не знает, как сложится жизнь! – Борис легонько ткнул Смелякова кулаком в плечо. – Вдруг я тебе понадоблюсь когда-нибудь? Или ты мне?.. Ну бывай, старик.

– Поздравляю. – Виктор пожал Жукову руку.

– Пока рано, мы только заявление подаём. Вот через месячишко-другой буду ждать от тебя красивых слов. Ты позвони мне, на свадьбу приходи, я приглашаю. Хочу, чтобы друзей было рядом много и чтобы всем было радостно…

«Друзья, – размышлял Смеляков, стоя в троллейбусе возле Сидорова, – разве мы друзья с Борисом? Встречались от случая к случаю, спорили о всяком. Нет, дружба это глубокие отношения, надёжные… Надёжные… А чем, хотелось бы знать, определяется глубина и надёжность дружбы? Вот с Дроном Сытиным, к примеру, мы знакомы с первых армейских дней. Я знаю его как облупленного, уверен в нём. Но надёжен ли Дрон? Он же из ООДП вылетел из-за своей глупости, нелепого упрямства – решил с иностранкой любовь покрутить, а это на нашей службе приравнивалось чуть ли не к государственной измене. Так надёжен ли Дрон? Я понимаю, что он баб любит и что на самом деле ничего бы плохого он не сделал – ну соблазнил бы очередную жертву финского разлива, не более того. Не о государственных делах-то речь шла, просто втюрился он по уши.

Но может, в этом-то и проявляется ненадёжность, что не сумел остановиться вовремя? Чёрт его знает! А я?.. Если так рассуждать, то я куда менее надёжный. Ведь у меня однажды голова помутилась настолько, что я даже пост оставил… – Смеляков содрогнулся при мысли о том дежурстве. Ему живо представилось неосвещённое полуподвальное помещение, куда он завлёк горничную военного атташе Финляндии. Вспомнились и сладкая улыбка Аули, и собственное бешеное сердцебиение, и груда торопливо сброшенной одежды. – Конечно, Аули была дьявольски хороша, безумно соблазнительна, однако… Разумеется, можно валить вину на её красоту, но действительная причина-то во мне. Это я не сумел сдержаться, я клюнул на её обворожительность и мигом забыл о возложенных на меня обязанностях! Уж если кто и провинился серьёзно, то не Сытин, а я… Но мне посчастливилось, меня даже внезапно нагрянувшая проверка из отдела не застукала, а вот Сытина выперли лишь за то, что он под ручку с иностранкой прогулялся… Нет, нет, это всё не так просто, как представляется на первый взгляд. Я уверен, что Андрюха Сытин жизнь отдаст за Родину, не сомневаясь ни секунды, потому что страна наша для него состоит из всех нас, кого он знает и любит. Не станет он подлецом. Впрочем, кто поручится, что в действительности творится у каждого из нас в душе? Когда и на чём мы оступимся? Где случайная глупость перерастёт в подлость? А Борис Жуков? С ним нелегко разговаривать, он всегда травит как-то ядовито, с подтекстом, будто против всей нашей страны копает. Мне никогда не было легко с ним, он давит меня умом. Или он просто хитрый? Вот он-то кажется совсем ненадёждым, постоянно шпильки вставляет, поругивает Советский Союз. Отец у него в КГБ работает, а Бориса послушаешь – так он чуть ли не диссидентом кажется. Есть в нём какая-то необузданная жажда развенчивать идеалы…»

Смеляков часто думал о Борисе, всегда удивляясь его свободомыслию, которое нередко даже пугало. Борис не был антисоветчиком, однако в Советском Союзе времён Брежнева о некоторых вещах предпочитали молчать. За политические анекдоты никого не привлекали к ответственности, поэтому анекдоты звучали всюду, но на партийных и комсомольских собраниях никто никогда не выступал против «генеральной линии» партии. А вот о Борисе Жукове почему-то у Виктора создалось мнение, что он не побоялся бы сказать вслух на общем собрании то, что говорил в тесной компании «своих».

«Есть в Борисе что-то такое… Может, как раз он-то и не предаст, не бросит в трудную минуту? – размышлял Виктор. – Может, в таких людях и таится настоящая твёрдость духа, а не во мне и не в Андрюхе Сытине? Мы-то с Сытиным рассуждаем так, как нас приучили, а Борис копает глубоко. Может, ему какая-то истина известна? Как распознать всё это? Ах, если бы найти учебник, где всё было бы написано – что есть дружба, верность, надёжность. Но таких учебников нет…»

Кто-то постучал Виктору в спину и протянул ему через плечо проездной талон:

– Мужчина, пробейте, пожалуйста.

Смеляков вставил талон в компостер, с силой ударил по пружинистому рычагу и достал талон обратно.

– Пожалуйста.

– Спасибо.

* * *

Утром, едва Виктор успел войти в кабинет Сидорова, следом за ним появился начальник отделения Ядыкин, маленький, крепенький, лысоватый мужичок с цепким взглядом.