Я, оперуполномоченный - Страница 67

«Оно, конечно, понятно, – подумал Смеляков, – нагнали милиции со всей страны! Когда на каждого гражданина приходится по два милиционера, трудно совершить преступление. К тому же основную массу неблагонадёжных лиц выперли из столицы месяца за два до начала Олимпиады. А многие, как я думаю, и сами выехали на время, чтобы избежать неприятностей. Только сводка эта – фикция. У меня за вчерашний день две кражи было в „Ингури“, только я не зарегистрировал их, а потому их вроде как и не было. Потому и сводка чистенькая получилась. Хотя, конечно, сейчас, во время Олимпиады, обстановка почти райская. Кстати, за „Ингури“ надо браться всерьёз. Там кто-то активно шурует, и наверняка не один человек, пора выявить эту братву…»

В воскресенье, 3 августа, состоялось закрытие Олимпиады. В тот день Смеляков дежурил в «Спутнике». С четырнадцатого этажа он любовался красочной церемонией завершения спортивного праздника. Перед ним почти как на ладони лежал стадион «Лужники», в заходящих лучах солнца сверкала золотистая чаша для олимпийского огня, обрамлённая лозунгом: «Быстрее, выше, сильнее!», пестрели бесчисленные разноцветные флаги.

Когда небо над Москвой начало незаметно угасать, погружая город в тонкую вечернюю синеву, над стадионом плавно взмыла гигантская кукла олимпийского Мишки, мягко подталкиваемая яркими лучами прожекторов. Зрелище было завораживающим. Виктора охватила острое, щемящее чувство печали. Казалось, весь город в те минуты был переполнен нежностью и любовью. Откуда-то из репродукторов доносились звуки прямой трансляции со стадиона, Лев Лещенко и Татьяна Анциферова нежно исполняли прощальную песню: «На трибунах становится тихо… До свиданья, до скорых встреч…» Небо продолжало затухать, и в подкрадывающихся сумерках залитое светом пространство «Лужников» приобретало всё более сказочный вид. Улыбчивый олимпийский Мишка поднимался выше и выше, постепенно теряясь в розоватой бездне засыпающего небосвода, лучи прожекторов уже не доставали его. А на телевизионных экранах в те минуты проплывали ряды зрителей на стадионе, нескончаемой чередой появлялись умилённые плачущие лица. Все были искренне растроганы и счастливы…

«Вот и кончился праздник, – подумал Виктор. – А у меня его словно и вовсе не было. Теперь-то режим станет поспокойнее, можно будет в следующие выходные наконец-то отдохнуть».

Он подумал о Вере и живо представил её лицо. За время Олимпиады он ни разу не созванивался с Верой, и теперь почувствовал, как сильно ему не хватало её.

«Верочка, милая Верочка…»

А через несколько дней после закрытия Олимпиады из Баку прибыла большущая почтовая посылка на адрес 96-го отделения милиции, но на имя Смелякова. Виктор не сразу догадался, кто был отправителем, несмотря на указанное имя. Он уже успел забыть двух азербайджанок, которым пронырливый гражданин Руденко подсунул советские майки вместо итальянских кофточек. В посылке оказались душистые фрукты.

– Ёлки-палки! – воскликнул Смеляков, стоя над раскрытой коробкой. – Пётр Алексеич, вы только гляньте, что мне прислали: тут персики, абрикосы, груши…

– Это кто ж так расстарался для тебя? – Сидоров, не выпуская изо рта дымящейся папиросы, взвесил на ладони большущую грушу, источавшую нестерпимо вкусный аромат.

– Да были у меня как-то две пострадавшие. Это они, видать, в благодарность за то, что я им не только деньги вернул, но и заставил человека, обманувшего их, извиниться перед ними.

– Во! А многие говорят, что народ у нас бессердечный и не умеет ценить нашу с тобой работу.

– Угощайтесь, Пётр Алексеич. Надо ребят позвать, пусть порадуют душу…

– Этак у тебя ничего не останется.

– Всю эту груду мне всё равно одному не одолеть.

– Давай лучше на вечер оставим, откупорим винца и отдохнём на славу…

– Верно, посидим вечером, расслабимся… Кстати, Пётр Алексеич, надоумьте, как мне с «Ингури» грамотно разобраться?

– А что, кражи замучили?

– Регулярно.

– У тебя есть какая-нибудь информация по этому поводу?

– Да, от одного из агентов, которого я получил от своего предшественника, поступила информация, что в «Ин-гури» постоянно отдыхает группа карманников, которая орудует на 33-м маршруте троллейбуса.

– В таком случае ты свяжись с ребятами из ООПГ. Попроси их помочь. Там ребята толковые. Они с одного взгляда щипачей определяют, карманники – их специализация. Только как всё провернёте, сразу определитесь с тем, как результат будете делить. Они-то наверняка на себя одеяло станут тянуть, но кражи-то на нашей территории и раскрытие их за тобой должно быть. Не забудь всё оформить, а то получится, как тогда с наркотой в «Гаване».

– Ладно, Пётр Алексеич, всё сделаю чин чинарём.

Виктор невольно вернулся мысленно к недавнему эпизоду, связанному с задержанием продавца наркотиков в ресторане «Гавана». В тот раз к нему поступила информация от его агента, что некто по кличке «Муха» регулярно сбывает анашу в «Гаване». Сидоров со Смеляковым легко взяли Муху и через него вышли на владельца анаши, на квартире у которого обнаружили пятьдесят килограммов наркотического зелья. Успех был оглушительным, но Виктор забыл застолбить в учётной группе РУВД раскрытие за своим агентом, и карточка на раскрытое преступление пролежала в управлении долгое время без соответствующей отметки. В конце концов в неё была внесена фамилия опера из районного ОУРа, в результате чего Смеляков и его агент лишились денежной премии. Виктор злился на себя, но ничего поделать не мог… «Что за рассеянность такая? Мозги стали просто стариковские, ничто в голове не держится, всё вылетает!» – ворчал он, не осознавая, что причиной была вовсе не невнимательность, а самая обыкновенная человеческая усталость. Дел всегда хватало в избытке, приходилось держать в памяти колоссальный объём информации и принимать решение одновременно чуть ли не по десятку сложнейших вопросов, наступая порой на горло собственной совести и принципам. Всё это не могло не сказываться на нервах, поэтому, когда после высасывающей все жизненные силы работы очередное преступление раскрывалось, Виктор выбрасывал из головы такие «пустяки», как оформление соответствующих бумаг. «Дело сделано, а бюрократия потерпит», – вздыхал он, чувствуя огромное облегчение от сброшенной очередной тяжести. Через день он, разумеется, спохватывался и заполнял всё должным образом, но в тот злополучный раз, вернувшись с задержания в «Гаване», он напрочь забыл о карточке на раскрытое преступление и вспомнил о своём «проколе» только во время очередного премирования…