Я, оперуполномоченный - Страница 40

Вспоминая минувшее, Виктор теперь обнаруживал в своих прежних чувствах много такого, о чём раньше не догадывался, и потому немало удивлялся себе.

Разумеется, Смеляков и сам изменился за прошедшие годы. Работа в милиции многому научила его, закалила, воспитала бойцовские качества, не имеющие ничего общего с мальчишеской задорной воинственностью и самоуверенностью. Конечно, рядом с Петром Алексеевичем он чувствовал себя совсем незакалённым юнцом, но для того, чтобы потягаться с капитаном Сидоровым, нужен был огромный жизненный опыт. Виктор же, пройдя важный отрезок, всё же находился ещё, как он сам понимал, лишь в самом начале долгого пути.

– Здравствуй! – Вера чмокнула Виктора в щёку. – Как ты?

– Отлично!

Они стояли в центре зала станции «Павелецкая» и кричали, чтобы перекрыть шум поездов. На днях Вере позвонил Борис Жуков и пригласил её с Виктором к себе в гости. Мартовские праздники с усиленными дежурствами остались позади, наступило время обычного режима работы, когда Виктор и Вера могли рассчитать свою занятость, и вот они сумели, наконец, договориться о дне.

– Ты знаешь, что Борис женился? – спросила Вера.

– Я с ним в ноябре столкнулся, когда он в загс намыливался заявление подавать.

– Кстати, я его Ленку знаю, милая девочка, весёлая, только молоденькая слишком.

– Где же ты познакомилась с ней?

– Наши отцы вместе в МИДе работают, в одном управлении, так что мы изредка встречались во время праздничных застолий.

– Надо же! Всё-таки мир удивительно тесен.

– Мир-то не тесен, как сказал один наблюдательный человек, а вот социальная прослойка, в которой мы вертимся, слишком тонка. У Лены ещё старший брат есть, только он от их семьи откололся.

– В каком смысле? – уточнил Виктор.

– Знаешь, мидовцы и внешторговцы стараются своих детей по проторенной дорожке пустить. У всех связи, все могут оказать поддержку. Ну, своего рода клановость, хотя у нас принято называть это преемственностью поколений в профессии. А Саша наотрез отказался поступать в МГИМО, потому что с детства был влюблён в фотодело. Он, кстати, и рисует здорово. Может, сейчас уже бросил это, а раньше отменно рисовал.

– А родители, значит, против?

– Они считали, что фотография – баловство, а не профессия… Мои-то ведь тоже хотели меня в МГИМО пристроить. А у меня почему-то была тяга к юридическим наукам.

– Ты бы могла, как Жуков, на факультет международной журналистики поступить.

– МГИМО есть МГИМО, какой факультет ни возьми. Видела я тамошних девочек… Ну не вписываюсь я туда. Там только и разговоров, какую должность папа занимает, кто в какой загранке бывал… И вообще, девочек туда отдают не для того, чтобы профессию получили, а чтобы мужа подходящего нашли…

– Ты у Бориса бывала раньше? – спросил Виктор после долгого молчания.

– Нет, но в Чертаново меня по службе пару раз заносило. Глухое место. Унылые белые девятиэтажки, очень похоже на крематорий. Впрочем, это во всех новых районах. Боря предупредил, что с автобусами у них беда…

Конечной станцией на зелёной ветке была «Каховская». Сразу возле выхода из метро к автобусной остановке начиналась длинная чёрная очередь, люди галдели, толкались, пытались протиснуться вперёд побыстрее. Автобусы подходили с интервалами минут в десять.

– Хорошо, что мы на конечной садимся! – воскликнула Вера, когда им удалось войти по скользким ступенькам в салон. – Не представляю, как дальше люди входить будут.

– А дальше остановок пять-шесть никто не войдёт, – ответил давно не бритый мужичок, от которого нестерпимо разило луком и вином.

– Почему?

– А водила просто двери открывать не станет. Вот доедем до Чертанова, там понемногу начнут вытряхиваться. Но раньше, даже ежели вам надо выйти, и не мечтайте. Тут в дверях плотно стоят. Ежели вам остановок пять или меньше, то лучше пешком, а то проедете лишнего и придётся обратно ехать…

– До кинотеатра «Ашхабад» далеко? – поспешила спросить Вера, пока автобус ещё не тронулся и продолжал набиваться людьми.

– Далеко, минут двадцать…

– Мы там выйдем?

– Там выйдете, – уверенно тряхнул головой мужичок. – Там уже легко будет…

– Молодой человек, передайте на билетик, – послышался голос из-за спины Смелякова, и женская рука в перчатке сунула ему под нос медный пятачок.

– Какой билетик, мамаша! – бодро рявкнул другой голос.

– Из-за таких вот, как вы, мы и живём так… – возмущённо ответила женщина.

– Из-за каких это таких, мамаша?

– Безбилетников! Порядок надо соблюдать, мужчина! А вы зайцем привыкли, всюду зайцем, всюду на дармовщинку!

– Это вы зря, мамаша…

– Я вам не мамаша…

Виктор бросил в кассовый аппарат монетку, покрутил катушку с билетной лентой и оторвал билет.

– Возьмите, кто на билет давал, гражданка! – не глядя, он протянул билет через плечо.

– Передайте ещё! – попросил кто-то.

– Передайте на два!

– Неудачно мы с тобой встали, – посетовал Смеляков. – Теперь всю дорогу придётся билетёрами работать.

– Куда нас впихнули, туда и встали, – отозвалась Вера и улыбнулась, но Виктор видел, что её сдавили очень сильно и ей было не по себе. Он поднапрягся и просунул руку между Верой и прижавшимся к ней человеком в потрёпанной шубейке, вцепился в ледяной металлический поручень и немного оттеснил пассажира.

– Ты чего толкаешься, парень? – взъерепенился человек, и Виктору показалось, что мех на шубе пассажира поднялся дыбом.

– Я не толкаюсь, но вы-то не особенно разваливайтесь.

– Тебе если не нравится, то на такси надо ездить! Ишь, мать твою, недотроги какие!